fbpx

Каталог статей

Каталог статей для размещения статей информационного характера

Кофе/Чай

Запах кофе длиною в жизнь.

По бульвару Шевченко, шаркающей походкой, идет смешной старик за руку с девочкой.

Девочке с ним скучно, ей хочется отпустить дедушкину руку и побежать вперед, быстро, вприпрыжку, но она не решается.

«Бери дедушку, Сонечка, и погуляй этого красавца. Аня оденьте ему теплые кальсоны, а то простудится и будет чихать мне тут, а оно надо?»

Ну и как теперь Сонечка может отпустить дедушкину руку, он же потеряется. Она посмотрела на «Красавца», а он вдруг остановился и стал глубоко вдыхать воздух и вдруг блаженно улыбнулся.

«Ты чего, деда?»

«Вдохни, как пахнет кофе, какой аромат, не иначе, как арабика. Я когда слышу этот запах, Сонечка, сразу вся жизнь пробегает перед глазами».

«Расскажи, расскажи, дедуня», – Сонечка обожала эти дедушкины рассказы или «сказочки», как он говорил.

И вот эти два самых близких и родных человека уютно пристроились в парке Шевченко на скамеечке. И рассказ начался.

В семье Самуила Яковлевича, как во многих киевских семьях, утро начиналось с чашечки ароматного кофе. Самуил Яковлевич помнит, как его мама Эсфирь на ручной кофемолке перемалывала кофейные зерна, а они, крошась между жерновами, распространяли бодрящий аромат. И так было всегда. Но вот Самуил вырос и, о боже, влюбился в украинку Ганнусю. Мама была в панике, а о папе лучше помолчать. Но родители не могли разочаровать свое единственное чадо. И у них созрел коварный план.

«Самуил, мы с папой решили, что раз ты и Ганнуся так любите друг друга, то, боже мой, женитесь. Только, есть одно условие. Вы должны пойти до нашего врача. Пусть он проверит вас на счет здоровья».

«Мама, вы что? Ганнуся здорова вполне, она нарожает вам много здоровых внуков. Мордух говорит, что она яблочко наливное, кровь из молоком, цимис».

«Этому бабнику и Зойкина коза  – цимис»

Пришли молодые к врачу. Яков Аронович как раз молол кофейные зерна, и этот дурманящий, пряный аромат… Он кружил голову и вызывал желание глотнуть этот горьковато-сладкий напиток.

«Здравствуйте дети мои, вы как раз вовремя, я смолол свежий кофе. Мне привез его Зяма из Львова. Вы знаете, там такой кофе варят, закачаешься. Это настоящий Арабика. Попейте со мной, старику не будет так скучно».

Кофе был вкусным, но немного горьковатым, и, как знать, может, во Львове такая арабика.

Какую злую шутку сыграли с этими детьми родители Самуила по совету старого Рэбэ.

Доктор ушел к якобы тяжело больному, и запер влюбленных снаружи. Эти взрослые дети так радовались, что могут быть вдвоем и держаться за руки. Но кофе был не просто так горьким. Поначалу закружилась голова, а потом затошнило и предательски заурчало в животе, и стало проситься наружу.  И через полчаса ни то чтобы сидеть рядом, а смотреть друг на друга было стыдно.

В следующий раз Самуил и Ганнуся встретились в самые черные для моего Города дни. Это был сентябрь 1941 года…

__________________________________________________________

Немцы вошли в Киев. Было совершенно неясно, что будет дальше, но то, что ничего хорошего, это факт.

В начале сентября по Киеву были развешаны объявления «Всем жидам города Киева….».

Под утро в дом Самуила кто-то тихо постучал. Открывать было небезопасно, это могли быть бандиты, в комендантский час нормальный человек по гостям не ходит.

«Да пустіть же за ради Бога. Це я, Ганя.»

«Ты как тут?», – Самуил не верил своим глазам, после такого не слишком удачного сватовства…

«Самуіл, бери своїх і тікайте до мене. Вас поб’ють к лихій години. Я чула, як німці казали, що юден ершісен, а значить вас постріляють».

«Послушай, Ганя, нас никто не будет уничтожать. Немцам нужна рабочая сила, а у нас много хороших портных, сапожников, заставят работать, да и только. Но у нас к тебе просьба, наша Лизанька заболела, возьми её на время, а то девочка не перенесёт дороги. Но при первом удобном случае мы её заберем. Мама тебе заплатит».

«Дурні ви, а ще кажете, що розумні, йдете, як вівці на заклання. Давайте дитину, а грошей мені ваших не треба».

К Ганнусе подошла мама Самуила, протянула ей льняной мешочек.

«Здесь не деньги, здесь кофе. Немцы пьют эрзац, а это – настоящий. В одном кулечке уже смолотый кофе, а в другом – кофе в зернах, а это – кофемолка. Я думаю, на какое-то время тебе хватит менять на лекарства, а там может, и мы вернемся».

Все было как во сне, он лежал с младшей дочкой на руках среди голых мертвых тел. Он лежал лицом вниз, его даже не поцарапало, а рядом лежала его Двойра. У неё были широко открыты глаза, и она смотрела на звезды. Ему хотелось закричать во все горло, но он боялся, если бы не маленькая Сонечка, его мурашечка, зернышко, принцесса…  Он должен её спасти, она должна жить. Господи, за что ты так с нами? Ангел мой, помоги мне. Ангелы, всех кто здесь, помогите нам с Сонечкой.

Он встал во весь рост и пошел с маленькой Сонечкой на руках. «Тише, мое зернышко, не плачь, а то нас услышат. Прислонись ко мне, я тебя согрею, ты такая холодная». Он шел, не разбирая дороги, и вдруг увидел тоненький лучик в чужом окне. Добрёл до двери и постучал, ему хотелось кричать, чтобы его пустили, что у него на руках маленькая Сонечка и ей холодно, но он не мог разжать губ, и силы его покидали. Ему никто не открывал, он постучал ещё и застонал от бессилия. Дверь потихоньку открылась.

«Боже милостивий». Женщина втянула Самуила в дом и быстро закрыла за ним дверь. Он посунулся по стене и сел на пол. Все, как в дурном сне, его посадили на табурет, поливали теплой водой, смывали засохшую грязь и чужую кровь, потом растирали полотенцем. Чужая женщина, с до боли знакомым лицом, плакала и причитала о чём-то. Потом он почувствовал знакомый запах кофе, такой, как мама варила в детстве отцу. Ему всё приснилось, ну конечно, он сейчас встанет, а на кухне мама варит кофе, Двойра умывает его девочек к завтраку, Сонечка, зернышко  мое. Он всё вспомнил, посмотрел на женщину, да это же Ганя.

«Ганя, я принес тебе Сонечку. Она замерзла, согрей её». Но Ганя не двинулась с места. Она смотрела на него, и в её глазах было столько скорби и страха, что Самуил понял, Сонечку уже ничто не согреет.

Он стоял перед ней совершенно голый, и ему не было стыдно. Ему было все равно.

Утром он посмотрел на себя в зеркало, это был не он. Из зазеркалья  на него смотрел молодой мужчина с безумными глазами и совершенно седой головой. Как ему после всего этого жить?

«Кохавинка моя, я зварила тобі кави. Вже третій день ти нічого не їси, не говориш», – она обняла его и медленно опустилась перед ним на колени.  – Якщо ти помреш, то і я і Ліза теж помремо. Кохавинка моя, я люблю тебе, як нікого ні коли не любила.»

Он поднял её, крепко прижал, он найдет в себе силы жить, любить, иначе, зачем все это, зачем он остался жить, зачем его Ангел Хранитель привел к этому порогу.

Посмотрел в  мокрые от слез глаза. Нужно быть очень сильным, чтобы после всего пережитого найти в себе силы жить дальше. Он будет жить дальше, будет любить, у него ещё будут дети, у него и у Гани, их общие дети, какая разница кто ты по национальности, если ты живешь в Киеве, ты – киевлянин, а это уже национальность.

Жизнь Самуила могла прерваться совершенно внезапно в марте 1961 года. Ганничка, или, как говорил Самуил, Мой Кусочек Рафинада, впервые упустила кофе, и ароматная пенка потекла вниз по джезве и зашипела на плите. По квартире разнёсся запах кофе.

«Мой Кусочек Сахара, ты хочешь, чтобы меня уволили за опоздание, и я умер голодной смертью?»

«Нічого з твоєю роботою не буде, зараз зварю нову каву, та й усе».

Его трамвай уехал без него.  И именно этот трамвай смыло селью, сошедшей с Бабьего Яра, которая погребла под собой более тысячи человек.  А он остался жив, опять жив.

И сейчас, в этот теплый день, он идет за руку со своей Сонечкой, красивый, сильный.

«Сонечка, а давай зайдем в эту кафейню, я выпью кофе с густой пенкой, а тебе куплю сок?»

«И мороженное, ладно, деда».

Два самых родных человека, они шли в сторону Крещатика, это было тогда, когда на Крещатике еще небыло подземных переходов, а кофе варили в джезвах.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *